Публика проходит мимо бесстрастно или с неприятной гримасой; дамы — те только скажут: «ah, comme il est laid, се глухарь» [Ах, как он уродлив, этот глухарь (фр.).], и проплывут к
следующей картине, к «девочке с кошкой», смотря на которую, скажут: «очень, очень мило» или что-нибудь подобное.
Неточные совпадения
Над дверью в
следующую комнату висела одна
картина, довольно странная по своей форме, около двух с половиной аршин в длину и никак не более шести вершков в высоту.
В
следующей комнате, куда привел хозяин гостя своего, тоже висело несколько
картин такого же колорита; во весь почти передний угол стояла кивота с образами; на дубовом некрашеном столе лежала раскрытая и повернутая корешком вверх книга, в пергаментном переплете; перед столом у стены висело очень хорошей работы костяное распятие; стулья были некрашеные, дубовые, высокие, с жесткими кожаными подушками.
Поводом к этому открытию послужило
следующее незначительное обстоятельство: Кипренский, проложив основные планы портретов молодых девиц, продолжал свою художественную работу в большом секрете: он не хотел никого допускать в мастерскую, пока
картины не будут окончены.
Картина, представлявшаяся моим глазам, была
следующего рода.
Заканчивалась поэма
следующей эффектной
картиной: северное сияние слабо играет над бесконечной равниной.
Казалось бы, чего же лучше? Сам историк, начертавши эту великолепную
картину древней Руси, не мог удержаться от вопросительного восклицания: «Чего же недоставало ей?» Но на деле оказалось совсем не то: древней Руси недоставало того, чтобы государственные элементы сделались в ней народными. Надеемся, что мысль наша пояснится
следующим рядом параллельных выписок из книги г. Устрялова, приводимых нами уже без всяких замечаний...
В разорванных, кошмарных
картинах этих Артамонов искал и находил себя среди обезумевших от разгула людей, как человека почти незнакомого ему. Человек этот пил насмерть и алчно ждал, что вот в
следующую минуту начнётся что-то совершенно необыкновенное и самое главное, самое радостное, — или упадёшь куда-то в безграничную тоску, или поднимешься в такую же безграничную радость, навсегда.
Неподвижно, с отверстым ртом стоял Чартков перед
картиною, и, наконец, когда мало-помалу посетители и знатоки зашумели и начали рассуждать о достоинстве произведения и когда, наконец, обратились к нему с просьбою объявить свои мысли, он пришел в себя; хотел принять равнодушный, обыкновенный вид, хотел сказать обыкновенное, пошлое суждение зачерствелых художников, вроде
следующего: «Да, конечно, правда, нельзя отнять таланта от художника; есть кое-что; видно, что хотел он выразить что-то; однако же, что касается до главного…» И вслед за этим прибавить, разумеется, такие похвалы, от которых бы не поздоровилось никакому художнику.
Да и, кроме того, в отчете министра внутренних дел за 1855 год, в то время, когда в литературе никто не смел заикнуться о полиции, прямо выводилось
следующее заключение из фактов полицейского управления за тот год: «Настоящая
картина указывает на необходимость некоторых преобразований в полицейской части, тем более что бывают случаи, когда полиция затрудняется в своих действиях по причине невозможности применить к действительности некоторые предписываемые ей правила.
Хозяйка успокоилась, а Павел Петрович подозрительно, с неодобрением покосился на меня. И в
следующую минуту, когда он с блаженным видом поднес к губам рюмку портвейна, я — раз! — выбил рюмку из-под самого его носа, два! — трахнул кулаком по тарелке. Осколки летят, Павел Петрович барахтается и хрюкает, барыни визжат, а я, оскалив зубы, тащу со стола скатерть со всем, что на ней есть, — это была преуморительная
картина!
Но в
следующую минуту
картина резко изменилась.
Чужая душа — потемки, а кошачья и подавно, но насколько только что описанные
картины близки к истине, видно из
следующего факта: предаваясь дремотным грезам, котенок вдруг вскочил, поглядел сверкающими глазами на Прасковью, взъерошил шерсть и, сделав прыжок, вонзил когти в кухаркин подол.
Такую
картину, которая сразу же поставила нас в тупик. У одного из диванов сидели за ломберным столом четыре женщины и играли в карты. Пятая помещалась на диване и смотрела на игру. В углу виднелась еще фигура у двери в
следующую комнату; а у входа налево сидела с ногами на диване седьмая пансионерка и читала.
Следующий день Фебуфис провел, по обыкновению, за работой и принимал несколько иностранцев, которые внимательно осматривали его талантливые работы, а втайне всего более заглядывали на Messaline dans la loge de Lisisca, которая занимала большое и видное место.
Картина во весь день не была задернута гобеленом, и ее видели все, кто посетил студию.